Георгий Гейне

Георгий Гейне родился в 1933 году в Марксштадте, в семье поволжских немцев-лютеран. После депортации семьи Гейне в 1941 году, жил в Сибири. Учась одновременно читать и грамотно писать по-русски, закончил блестяще среднюю школу. Поступил в Новосибирский медицинский институт. Насколько тяжело было поступить в те годы даже в гуманитарные ВУЗы сыну российского немца, находящегося под комендатурой, писалось немало. Надо было быть исключительно одарённым и трудолюбивым, а, самое главное, с хорошей характеристикой с места проживания. Два момента о периоде учёбы:

Прибыв в шинели с плеч дяди-трудармейца, в одежде, сшитой матерью своими руками, учился с прилежанием и любовью. К экзаменам готовился в «анатомичке». Среди мертвецов, в безопасности и тишине, безо всяких помех и шума студенческих „общений“, можно было хорошо подготовиться к ним.

За стихотворение «Ответ», случайно попавшему в руки „сексота“, которых в студенческой среде было тогда немало, был вызван в «Особый отдел». Причислить к «троцкистам» или «правым», (что в то время было одно и то же), им не удалось. Спасли исключительная память и знание до „запятой“ сталинских работ, дипломатическое объяснение смысла этого стихотворения и неконфликтный характер.

Закончил институт в 1957 году. Стихи пишет с юношеских лет. Работал в Новосибирской области. В России практически не печатался. Наиболее интересные стихи и эпиграммы, в оновном студенческих лет, сохранил.

Был неравнодушен к судьбе российских немцев. В середине 60-х вторично был вызван к работнику КГБ за свои взгляды по вопросу полной реабилитации российских немцев, совпадавшими со взглядами так называемых властями «автономистами» и преследовавшимися властями. Хотя он непосредственного участия в этом движении не принимал, но мог быть незаслуженно обвинён в печатании и распространении материалов по проблемам российских немцев и, в особенности, письма, направленного А. И. Микояну делегатами встречи с Председателем Президиума Верховного Совета СССР, принятыми им 7 июля 1965 г. по вопросу о восстановлении АССРнП.

Был делегатом и активным участником I-го (Чрезвычайного) съезда российских немцев. Вёл переписку с академиком Б. Раушенбахом, бывшем в то время председателем Оргкомитета по подготовке Съезда немцев СССР. Переписка носила полемический характер. В Германию переехал в 1999 году.  Умер в 2008  в Дрездене.

Стихи

Ответ

Вы говорите: сумасшедший я.
В чём ж неразумность кроется моя?-
Скажите мне,- В сарказма ль проявленьях,
Или в бесповоротных отреченьях
От всех привычек ваших пошлых, или в том,
Что ваш дурной пример мне нипочём,
Что ваше глупое желанье,
Чтоб схож я с вами был, лишь отрицанье
Встречает у меня?- Скажите!- Что ж?...-
Молчать меня заставить можно, но похож
На вас чтоб был, меня нельзя заставить!
Не пробуйте: меня вам не исправить!

Январь 1953 г.

* * *

С тех пор, как в голову мою
Вселился ДЕМОН ОТРИЦАНЬЯ,
Попеременно то творю,
То разрушаю я свои созданья.

То радуют мой взор плоды
Труда и разума, то, мучимый сомненьем,
Я тороплюсь заместь добра следы,
Как след большого преступленья.

Сегодня скукою томим,
Ищу предмет я наслажденья,
А завтра, вдоволь насладившись им,
Его бросаю с чувством отвращенья...

Декабрь 1953 г.

Адели

Адель у Пушкина была печальна и грустна,
И он её просил играть и веселиться.
А ты, Адель, всегда веселия полна
И вовсе не умеешь злиться.

Красою гордою своей,
Адель, мне душу ты волнуешь
И блеском вопрошающих очей
Мой праздный ум чаруешь.

Адель, твой нежный бархатистый смех
Напоминает мне те стары годы,
Когда без слёз и без помех
Я беззаботно принимал дары природы.

13 марта 1956 г.

Встреча

Нет, я тебя уж больше не люблю
И мимо прохожу без прежнего волненья;
Черты твои любовь угасшую мою
Не смогут воскресить из вечного забвенья.

Я всё тебе прощал, в безумии любя,
Ты ж ядовито надо мной смеялась;
Готов был жертвовать рассудком, честью, жизнью я,
А ты бездушно издевалась.

Три года протекло,- я стал иным,
Стал знатоком людей и их пороков,
И научился управлять я поведением людским,
Характер разгадав его природы и истоков.

2 апреля 1956 г.

Лесная редколегия

На лесном собраньи
Зверьё, собравшись в круг,
В орган свой изданья
Из среды друзей, подруг
В список голосованья
Без лишних толков и опросов
Внесло безропотных молокососов.
Лев-царь лесной зевнул,
Одобрительно хвостом махнул,-
Поспешно звери лапы все подняли
И единодушно список сей приняли.

Вот редколегия в итоге:
Главредактор-рак,
Щука-заготовитель,
Лебедь-делопроизводитель,
Кот воровливый для подмоги,
Стрекоза же – просто так.

Работа началась.
Шум, беготня, смятенье.
По рачью повеленью
Безвозратно щука в море унеслась
В поисках заметок и иной добычи.
Стрекоза, известен Вам обычай,
В пляске песни все друзьям пропела,
Потом вспорхнула, улетела.
Коту же поживиться
Нравилось чужим добром,
Но гордый лебедь тут ужиться
Не смог с проказником-котом.
Рак видит: дело плохо стало,-
И говорит: «Мне по природе пятиться
назад пристало.»
В итоге: лебедь-делопроизводитель,
Он же – художник-оформитель
Столбцов газетных, сочинитель
Стишков безвинных,- один остался.

Он льва-царя боялся
И правду рассказать не смел,
Истинный виновник кто крушения их дел.

30 апреля 1959 г.

* * *

К читателям своим у нас призыв,
Заметив свой порок в изображеньи,
Направить силы все и весь порыв
На быстрое его уничтоженье.

Твой суд, читатель, есть надежда,
Не будет так уж и суров.
За правду злится лишь невежда.
Ведь помнишь ты, как говорил Крылов:

«Таланты истинны за критику не злятся:
Их повредить она не может красоты;
Лишь поддельные цветы
Дождя боятся.»

Надеемся, что наш совет
Пойдёт читателям лишь впрок.
Пускай благоухает свежий цвет,
Да сгинут недостаток и порок!

Ещё надеемся, что новый год
Исполнит ваши добрые желанья.
Достойно, верь, оценит наш народ
Труд благородный и дерзанья.

30 декабря 1962 г.

* * *

Рай, полный красоты и наслажденья,
Лишённый и заботы и тревог,
Рисуем мы себе в воображеньи,
Лишь жизни преступив порог.

Встречаем же, увы, совсем иное:
Мещанской суетою окружён,
Муж зрелый забывает всё благое,
Как детскую фантазию, как сон.

А дева, с юностью простившись,
Не в силах предрассудок усмирить,
От матери заветом заручившись,
Корысти вынуждена яд испить.

Отбрось ненужный страх, тебя объявший,
Разрыв в летах, поверь, пусть не гнетёт:
Лишь ум холодный, жизнь понявший,
Доверчивую молодость поймёт.

И молодость без зависти и злобы,
Нетронутая пошлостью людской,
Способна только верить нам до гроба
И отвечать любовию большой.

Наперекор канонам воспитанья
Без дрожи чашу страсти осуши,
Нам будет наилучшим оправданьем
Познание чудеснейшей любви.

* * *

Презревши мнение посредственной толпы,
Условности порядков отрицая,
Не раз мишенью я бывал молвы,
Был бит, гоним, унижен, презираем.

Но вновь, свободой и любовью окрылён,
Судьбы жестокой я удары отражал,
И вражьей силою не побеждён,
Я птицей Фениксом из пепла воскрешал.

Последнего десятка лет
Обыденность и серость мне постыли.
Душой уставши, нем и сед,
Жизнь коротал я мрачно и уныло.

Тебя приметив в будничном смятеньи,
Для жизни силу приобрёл я вновь,
И вот признаюсь без смущенья:
Ты – новая моя, последняя любовь.

* * *

Отвагой страстною полны,
Отбросив пошлость и сомненья,
Мы вопреки молве толпы
Вершили чудеса творенья.

Нас обыватель не поймёт;
Напрасны наши ожиданья:
Не скоро сбросит наш народ
Оковы детского сознанья.

Чтоб до того стране поспеть,
Пройдут века и поколенья;
И нам уж это не узреть,
Не избежать нам смерти и
з а б в е н ь я!

24 апреля 2006 г.